Lunar Abyss Deus Organum – Tuntury
Aquarellist, 2009
Разбросанные пышным веером цветные глазницы на хвосте павлина, кружащегося перед лицом многолюдной толпы, смотрят по сторонам, гипнотизируя каждого, медленно вводя человека в транс, пестреющий трехмерными калейдоскопами – плавномерными взмахами изящных перьев. Оцепенение, охватившее собравшихся, со временем, по мере приближения ночи, все больше начинает походить на обряд в роде церемоний африканского вуду – люди становятся одержимыми некими духами, пришедших явно не из мира живых. А, может быть, они всего лишь освобождаются от уже привычной одержимости, подменившей подлинное состояние, которое теперь, с наступлением темноты, с каждой минутой возвращается капля за каплей.
Перед закрытыми глазами собрания птица внезапно превращается в престарелую женщину, в серебряных волосах которой торчит несколько павлиньих перьев, а в руках она держит заколдованную голову мертвого животного, чья кровь содрогающимися бурыми жилами стекает до самой земли по коренастым рукам шаманки.
В утягивающих, сгущающихся водах реки, заросшей непроходимыми джунглями, образуется, словно из ниоткуда, звуковая воронка, навеянная дроново-ритуальным альбомом петербургского проекта Lunar Abyss Deus Organum. Музыка, которая впитала в себя насыщенный шорохами и стуками тропический полдень, в ночи поднимает со дна реки городскую утопленницу, принесенную водами в глухое место, которое обходят стороной аборигены. Душа наполняет изувеченное бездыханное женское тело, и синяки от побоев, нанесенных старухе аборигенами, обитающих в городе, начинают очень быстро заживать. Вдруг женщина сбрасывает с себя обломки старости, подобно тому, как змея меняет свои покровы, и исчезает под видом шипящей гадюки в прибрежных зарослях.
Разбросанные пышным веером цветные глазницы на хвосте павлина, кружащегося перед лицом многолюдной толпы, смотрят по сторонам, гипнотизируя каждого, медленно вводя человека в транс, пестреющий трехмерными калейдоскопами – плавномерными взмахами изящных перьев. Оцепенение, охватившее собравшихся, со временем, по мере приближения ночи, все больше начинает походить на обряд в роде церемоний африканского вуду – люди становятся одержимыми некими духами, пришедших явно не из мира живых. А, может быть, они всего лишь освобождаются от уже привычной одержимости, подменившей подлинное состояние, которое теперь, с наступлением темноты, с каждой минутой возвращается капля за каплей.
Перед закрытыми глазами собрания птица внезапно превращается в престарелую женщину, в серебряных волосах которой торчит несколько павлиньих перьев, а в руках она держит заколдованную голову мертвого животного, чья кровь содрогающимися бурыми жилами стекает до самой земли по коренастым рукам шаманки.
В утягивающих, сгущающихся водах реки, заросшей непроходимыми джунглями, образуется, словно из ниоткуда, звуковая воронка, навеянная дроново-ритуальным альбомом петербургского проекта Lunar Abyss Deus Organum. Музыка, которая впитала в себя насыщенный шорохами и стуками тропический полдень, в ночи поднимает со дна реки городскую утопленницу, принесенную водами в глухое место, которое обходят стороной аборигены. Душа наполняет изувеченное бездыханное женское тело, и синяки от побоев, нанесенных старухе аборигенами, обитающих в городе, начинают очень быстро заживать. Вдруг женщина сбрасывает с себя обломки старости, подобно тому, как змея меняет свои покровы, и исчезает под видом шипящей гадюки в прибрежных зарослях.
Вы можете лицезреть восставшую из мертвых, когда искрящиеся кошачьи глаза черной пантеры прожигают бархатное полотно мрака, когда туча летучих мышей с клёкотом перемещается вдоль темных улиц. В центре же площади появился один из ее самых изысканных образов, самых изощренных – павлин неземных красот, привезенный из-за моря молодым купцом, очарованным улыбкой темноглазой девушки, которая во взгляде столпившегося вокруг народа – та самая перламутровая пташка, танцующая на нагретой брусчатке.
Название композиций в Tuntury похоже на список заклинаний, способных оживлять невинных или превращать одно в другое, как из увесистого куска глины вылепляются фигуры и сосуды. Когда говорит сама музыка, замолкают самые безнадежные тихони, рушатся стены и замки шумных столиц. Невидимки, одиноко скитающиеся по населенным пунктам, обретают форму во взгляде людей, не побоявшихся увидеть Медузу-Горгону в ее настоящем облике, которая в награду за отвагу не превратила их в каменное изваяние.
